Первого ноября Мамушка впервые увидела Червяка.
Как Чистильщику ей полагалось поймать его и уничтожить. Или пленить и отправить Шерифу, пусть напряжёт небогатые извилины, гадая, что же оно такое. Вместо этого она поступила как женщина: завизжала и отпрыгнула за мусорный бак. Руки против воли потянулись подобрать пышные юбки: от стресса она позабыла, что уже век как носила исключительно джинсы.
Червяк поднял голову и принюхался. Был он толстым, длиной с фут, противного бледного цвета, кольчатым, с треугольным телом, широким в голове и узким в хвосте. На передней части Мамушка с дрожью разглядела человеческое лицо. Глаза без ресниц и бровей, нос, рот с шевелящимися губами. Приподняв переднюю часть, Червяк энергично покачивал головой вверх-вниз, поворачиваясь из стороны в сторону, словно то ли прислушивался, то ли присматривался, то ли принюхивался.
Решив, что чудовище не собирается в ближайшие секунды делать резких движений, Мамушка высунулась из-за бака. В богом забытом городишке штата Южная Каролина, насчитывавшем две тысячи четыреста восемнадцать человек, сородичи бывали только наездами, и, не будь у Мамушки напарника, пришлось бы ей справляться своими силами. Она выбрала Фараманта из списка последних вызовов:
— Здорово, Шизик. Где бы ты сейчас ни был, бросай всё и дуй к пиццерии. К чёрному ходу. Готова поспорить, такого ты ещё не видел.
Не дожидаясь ответа, Мамушка отключилась. По опыту знала, что телефонные выяснения и уточнения деталей могут затянуться до утра, а если бросить трубку, то Фарамант приедет быстро. Скорее всего. Если по пути ни на что не отвлечётся.
Разговаривая по телефону, она не сводила глаз с Червяка.
Казалось, он ждал, пока она закончит. Стоило ей повесить трубку, как он опустил голову и прыгнул. На три фута. Прямо к Мамушке.
Та отпрянула, так, чтобы между ними оказался мусорный бак. Впилась пальцами в крышку, готовая отскочить и влево, и вправо — куда угодно, лишь бы между ней и чудовищем не оставалось пустого пространства.
Несмотря на суровую кочевую жизнь, Мамушка отлично помнила, как была человеком. Да и не хотела забывать. Вот и сейчас она тряслась от вполне человеческого ужаса, чувствуя слабость в ногах и звон в ушах. Внутреннему Зверю, нервному, горячему, которому только дай повод впасть в панику или ярость, было совершенно наплевать на Червяка. Только странно, чего это хозяйка разволновалась. А дело было в том, что испугалась Мамушка той частью души, что осталась от человека.
«Скорее бы приехал. И спас. Как рыцарь в этих сладеньких фильмах для малолетних сопливых дурочек. Позор-то какой!». Ей было стыдно и своего страха, и рефлексии, которую она не сумела вовремя пресечь. «Зверь, душа, человеческие чувства... Ударилась в рассуждения, как какой-нибудь Дегенерат или Аристократишка».
Червяк оказался не настолько глуп, как можно было предположить по крошечной голове, в которой мозгов-то поместится не больше чайной ложки. Сделав пару попыток обойти бак и не достигнув цели — Мамушка умело шагала то в одной сторону, то в другую — он поёрзал в снегу, устраивая ямку, и свернулся в ней, положив голову на хвост.
Наконец, среди визга тормозов, ора сигнализации и скрипа шин об асфальт — другой стороной пиццерия выходила на самую оживлённую улицу — Мамушка узнала тарахтение байка Фараманта, ещё до того, как тот вырулил на задний двор.
Наверное, Фараманту очень нравилось, как он выглядел в костюме мотоциклиста, иначе никак нельзя было объяснить, с какой целью сородич напяливал на голову шлем. Однако за все десятилетия их совместных странствий Мамушка ни разу не видела его в седле с непокрытой головой.
Заглушив мотор, он стащил шлем и бросил на асфальт, среди плевков и окурков. Показалась голова с очень длинными и очень жидкими волосами, костлявое лицо и очки с зелёными стёклами, сползшие на кончик носа.
О его любимой музыке можно было судить по принтам на по меньшей мере пятёрке футболок, надетых одна поверх другой и настолько рваных, что по выглядывающим в прорехах буквам можно было угадать название каждой группы
На запястьях болтались браслеты, на ушах живого места не осталось от кнопок и колец, а драные джинсы были обвешаны цепями.
— Вот — он! — вместо приветствия Мамушка ткнула пальцем в направлении Червяка. Тот приподнял голову и, увидев Фараманта, выпрямился. — Ай! Сейчас же прыгнет!
И точно, Червяк в три присеста добрался до Фараманта и остановился у его ног, не пытаясь подскочить и вцепиться в лицо. Умение прыгать в длину ещё не гарантирует умения прыгать в высоту, а какими бы острыми ни оказались зубы, они были слишком мелкими, раз помещались в такой невеликой пасти.
— Привет, потеряшка, — произнёс Фарамант с лёгким русским акцентом, присел на корточки и протянул Червяку указательный палец. — Голодный?
В качестве ответа Червяк взвился и впился в кончик предложенного угощения. Мамушка вздрогнула при виде того, как тёмная кровь просвечивала сквозь тонкое белёсое горло, трепещущее от стремления проглотить поскорее и побольше.
— Сбрендил?
— Тише, у нас идиллия.
Мамушка не нашлась, что ответить. Чтобы не видеть проклятую тварь, она перевела взгляд на Фараманта, с некоторой опаской ожидая, что Червяк окажется ядовитым, её приятель упадёт и станет корчиться в страшных мучениях. Но время шло, насытившееся чудовище отпало от ранки, облизнулось и повернулось к Мамушке.
— Твоя очередь.
— Моя... Слушай, ты шизей, но меру-то знай!
— Не обязательно сегодня. Просто учти, нельзя оставить его здесь. А мне ещё соседний город проверять. Пока!
Фарамант взгромоздился на байк и, взревев двигателем, исчез за углом. Мамушка осталась наедине с Червяком, не спускавшим с неё глаз.
***
Роли — не бог весть какой выдающийся город. Местные жители — из тех, что попроще, — могли бы и по лицу дать за такие слова, однако факт оставался фактом: в нём не было ни университетов, в которые стремились бы поступать абитуриенты со всего мира, ни театров, премьеры в которых попадали бы на первые страницы самых дорогих изданий, ни известных всему миру исторических памятников.
Джулии это нравилось. Она чувствовала себя королевой среди смертных, не обременённых ни излишним интеллектом, ни утончённым эстетическим восприятием. Её провожали взглядами, восхищались на английском и испанском. Что ж, понять их было нетрудно. Джулия позволила себе сдержанную усмешку, когда представила, какой контраст составляет с местными женщинами в потёртых джинсах и с избыточным весом.
Джулия цокала на пятидюймовых каблуках, демонстрируя округлые икры, открытые юбкой чуть выше колена. Идеально скроенный пиджак визуально удлинял шею и маскировал недостаточно тонкую талию. Аккуратный неброский макияж придавал лицу недостающую живость. Автозагар — ровно лёгший на мёртвую кожу и куда более стойкий, чем на теле смертных женщин — скрывал тот факт, что становление случилось весной, а денег на солярий у Джулии в ту пору не было. Коротко стриженные волосы благодаря лаку не лезли в глаза и не шевелились на ветру. Идеальная осанка уверенной в себе леди, которая выработалась после начала нежизни. И бельё. Джулия ни на миг не забывала, какое на ней бельё. Будучи смертной девушкой, она обожала мучить себя, бегая в магазины и примеряя самые дорогие модели с тем, чтобы в итоге ничего не купить. Нищая жизнь осталась в прошлом, и Джулия немного изменила хобби: теперь, заходя в те же магазины, она скупала комплекты, едва взглянув на них и убедившись, что размер подходит. Она никогда не надевала трусики или лифчик дважды, а многие из покупок просто выбрасывала, едва распаковав, если при втором взгляде они казались ей недостаточно милыми.
Джулия свернула в узкую улочку, затем в другую и спустя двадцать минут оказалась на пустыре позади школьной спортивной площадки. Несмотря на отсутствие какого бы то ни было оружия, ни тени беспокойства не промелькнуло на её лице. Единственным чувством, которое можно было предположить при взгляде на него, было раздражение. То и дело Джулия бросала взгляд на часы. В приказе, отданном ею неделю назад, ясно звучало время: два часа ночи. До назначенного срока оставалось полчаса, она сама, не рассчитав, пришла пораньше, но злилась, что никто ещё не явился. «Никчёмные твари, чего им стоило немного пошевелиться и притащиться пораньше?».
— Явился! — воскликнула Джулия, когда крапива заколыхалась и у её ног появился первый гомункулус. Изголодавшийся за неделю, он так и вился вокруг красных туфель, но не решался прикоснуться. — А ну уймись!
Гомункулус отпрянул и сжался.
Вскоре стали подтягиваться остальные. Порождения не самого простого Тауматургического ритуала, созданные в разное время при очень разных обстоятельствах, они мало походили один на другого. Единственными общими чертами их облика был бледный цвет — словно кожа умирающего — и человеческие лица, в которых знающий Тремер признал бы грубую, упрощённую копию лица Джулии.
— Один, два... Стоять! — когда гомункулусы замерли, многие в неудобных позах, она пересчитала их, тыкая пальцем. Все восемь были на месте, все восемь преданно и умилительно заглядывали в глаза, насколько позволяла бедная мимика. — Да нате, подавитесь, только успокойтесь.
Ногтём большого пальца Джулия чиркнула себя по запястью и, подняв повыше, потрясла, орошая гомункулусов кровавыми каплями. Заверещав от перевозбуждения, они засуетились, превращаясь в клубок переплетённых тел. Кто-то разевал пасть, ловя капли, кто-то подпрыгивал в надежде урвать побольше, кто-то слизывал красные пятна с тел собратьев.
Джулия засмеялась. «Бедные уродцы, — подумала она уже без раздражения. — А другая бы не стала кормить, пока не расспросила. А я забочусь о своём имуществе».
Наконец гомункулусы насытились и угомонились. На трапезу пришлось израсходовать заметную часть запаса крови, и Джулия почувствовала голод.
— Ну да, полезные. Послушные, — пробормотала она, и создания неверяще задрали головы и вытаращили глаза, впервые со дня создания услышав что-то, похожее на похвалу. — Но на вас же витэ не напасёшься, за раз всё сжираете.
Гомункулусы виновато опустили взгляды.
— Ладно, хватит рассусоливать. Докладывайте. По алфавиту. И покороче.
Поджав губы, Джулия выслушала данные разведки.
Время поджимало. До встречи в Мехико оставалось лишь три недели, а так не хотелось приезжать к Горатриксу с пустыми руками. Новый ритуал был почти готов, однако требовалось протестировать его ещё не один раз — для того, чтобы перед сектой всё прошло без накладок. Как назло, во время шлифовки ритуала вышли почти все компоненты. Большую часть запасов она сумела пополнить у Тремеров Шабаша, но достать последний в центре Америки было не так-то просто. Чёртова развитая система здравоохранения, из-за которой некоторые ингредиенты просто так не найдешь.
Проклятая печать на лбу, видимая любому соклановцу, мешала просто так взять и приехать к подопечным. Тут и настала пора вспомнить о созданных когда-то гомункулусах.
Они не подвели. Нашли подходящего смертного и убедились, что в домене, где он сейчас находился (по закону Мёрфи, принадлежавшем Камарилье), отсутствовали Тремеры.
Она улыбнулась и двинулась обратно, в центр города. Покормиться, поймать машину — и убедительно, по-тремерски попросить водителя гнать прямиком в Южную Каролину.
Ах да. Последний маленький приказ.
— Исчезните, пока не позову.
***
Мамушка, скрепя сердце, согласилась со всеми доводами Фараманта и сделала так, как он предложил. Но видеть мерзкую рожу в зелёных очках было выше её сил.
С каждой ночью Мамушка становилась всё раздражительнее и с трудом удерживала себя от того, чтобы не выпить досуха очередной сосуд. Как назло, ни в одном городишке, который они проезжали, не находилось работы для Чистильщиков: им не попадались неприкаянные вампиры, сородичи если и давали становление, то исключительно по согласованию, а все немногочисленные приезжие чтили Пятую Традицию и не забывали представиться Князю.
Хорошая заварушка — вот что требовалось Мамушке. Она выжимала максимум из своего байка, мощной зверюги, и оставляла Фараманта далеко позади — но это дарило слишком мало облегчения.
Наконец, на десятый день отсутствия, когда она окончательно пришла к выводу, что их с Фарамантом перемещения сбили Червяка со следа, он вернулся. Не мешкая, прыгнул Мамушке на руки, а та, оглядевшись по сторонам и убедившись, что в тёмном, забытом всеми богами переулке их никто не видит, распахнула косуху и задрала футболку. Лифчиков она отродясь не носила, и между Червяком и её кофейного цвета грудью не осталось преград. Повизгивая от нетерпения, он припал, как пиявка, к соску, прокусил и принялся жадно сосать витэ.
— Изголодался, бедняжка мой, — пробормотала Мамушка, глядя на него с умилением. — А я всё волновалась, где ты шатаешься. Ну ничего, ничего, кушай, маленький.
Крошечные острые зубы вгрызались с каждым глотком всё сильнее, так, что Мамушка заволновалась, как бы Червяк не откусил ей сосок. Но беспокоить голодное существо не хотелось, и она терпела, пока он, насытившись, не отпустил грудь.
Оправив одежду, Мамушка взяла его обеими руками, как младенца, и стала покачивать, напевая вполголоса. Много десятилетий прошло с тех пор, как она укачивала белых малышей и думала о том, каково будет держать в руках собственного ребёнка.
Она не любила вспоминать глупые смертные мечты. И при жизни резкая, бойкая, никому не позволявшая дать себя в обиду, после становления она стала ещё более сильной и непрошибаемой. Что ж, нежности, которые она позволяла себе проявлять, нянчась с Червяком, не испортят репутации, ведь он никому об этом не расскажет.
— Правда, маленький? Ты ведь не выдашь старую глупую Мамушку? Не позволишь, чтобы над ней смеялись и не воспринимали всерьёз?
Червяк потёрся о неё и пообещал, что выполнит любую просьбу.
Он очень удобно устроился в куртке после того, как Мамушка вспорола в нужных местах подкладку. Мамушкина талия была очень, очень объёмистой, но за счёт ещё более широких груди и задницы у Червяка было достаточно пространства, чтобы оставаться незаметным под курткой. Но Фараманта было не обмануть такими уловками: ему хватило одного беглого взгляда, чтобы хмыкнуть и показать большой палец:
— Теперь мы в сборе.
— Да пошёл ты, — беззлобно отмахнулась Мамушка. Спутник больше её не раздражал.
— Самое время заняться безобразиями в Колумбии. Думаю, наш маленький друг не откажется помочь?
— Сейчас?! Дай ему отдохнуть, садюга. Он такую дорогу отмахал.
— Как скажешь. Тогда разберёмся на месте. Погнали.
Они выехали на трассу. На этот раз Мамушка позволила Фараманту держаться сразу за своей спиной.
В Колумбии назревала заварушка, которая ещё недавно была так необходима Мамушке. Судя по новостным сводкам, в крошечном городке, где никогда не жили сородичи — без малого шесть тысяч жителей не прокормили бы и одного — расшалился кто-то, кто плевать хотел на Маскарад.
Чёрт знает, с чего Фарамант решил, что Червяк поможет. Мамушка даже не думала об этом: за годы, которые они были напарниками, она усвоила, что малкавианской интуиции можно доверять, а спрашивать о причинах тех или иных заявлений бесполезно — озадачится, задумается, потом его до рассвета с места не сдвинешь. Да и боец из него никакой: ни оружием толком не владеет, ни кулаками, а самое главное, в середине драки может вдруг застыть с блаженной физиономией, прислушиваясь к внутренним голосам. Сколько раз Мамушка пыталась делать внушения, но бесполезно. Проще оказалось не брать его на разборки, оставляя сторожить байки и думать о следующих делах, а работу она и сама могла сделать.
Даже на байке он умудрялся иногда погрузиться в размышления и потерять связь с миром. Не один раз Мамушке приходилось изымать его из груды осколков и, пока не объявились полицейские, увозить подальше, чтобы без помех отпоить витэ.
Некоторое время после таких случаев Фарамант был повнимательнее, но вскоре снова брался за своё.
Шизик, одним словом. Что с него возьмёшь.
***
Джулия ещё не успела забыть, что такое бедная жизнь, но в настолько отвратительных трущобах оказалась в первый раз. Гомункулусы рассеялись по району, чтобы определить точное положение нужного человека, и теперь Джулия высматривала их среди засохшей блевотины, использованных шприцов и жирных крыс с лоснящейся шерстью.
Наконец гомункулусы привели её к мусорным бакам, настолько переполненным, что крышки оставались приподнятыми, а вокруг валялись, распространяя вонь, объедки, пакеты и смятые бумажки. Привычная к не всегда аппетитным компонентам, необходимым для Тауматургических ритуалов, она даже не поморщилась, когда в ноздри ударил запах гниющего мяса. Наоборот, она улыбнулась.
— Мэрион... — раздался тихий стон, и в тени между баками зашевелилась тень.
Чёртов наркоман. Не мог выбрать места почище. Джулия постаралась выбрать участки асфальта, не такие грязные, как остальные, но быстро поняла, что даже если наступит не на использованную прокладку, а рядом, эти туфли больше не наденет. Тогда, остановившись на границе с грудами мусора, она крикнула:
— Эй! Очнись!
— Мэрион?..
— Да-да. Это я. Любимый. Пойдём со мной.
— Ты всё-таки пришла.
— Конечно, как я могла не придти? Поднимайся.
Раздалось шуршание, закачались баки, когда на них тяжело опёрлись, и перед глазами Джулии появился отощавший молодой человек с небритым лицом и закатившимися глазами. Она окинула его жадным взглядом и отметила левую руку, которую он прижимал к себе, как ребёнка.
Большая часть человеческих эмоций была Джулии недоступна, но тёмное торжество, ликование за несколько шагов до цели она почувствовала не менее ярко, чем любой смертный.
— Пойдём, — она попыталась поймать мутный взгляд и, когда это удалось, повторила приказ: — Подойди ко мне.
Мальчишка неуверенно шагнул навстречу. «Слабак», — скривилась Джулия. Только бы вышел из кучи дерьма, неужели так трудно пройти несколько футов?
Наконец он оказался достаточно близко, чтобы она смогла дотянуться до здоровой руки, подтащить к себе и прислонить спиной к глухой обшарпанной стене. Больше не было необходимости применять Доминирование: мальчишка находился в таком безвольном состоянии, что им можно было ворочать, как большой тяжёлой куклой.
Чтобы он не упал, пришлось усадить его на асфальт и опуститься рядом на корточках, так что плотно облегающая юбка из неэластичной ткани затрещала по швам. Притянув его левую руку, Джулия задрала рукав куртки.
То, что мальчишка едва мог шевелиться, было вызвано не одной лишь ломкой. Сепсис зашёл так далеко, что не только причинял дикую боль, но и отравлял организм.
— Мэрион, ты принесла?..
— Да, да, всё я принесла.
— Ты чудо, Мэрион. Я тебя люблю. Знаешь...
Излияния подростка не слишком интересовали Джулию. Убедившись, что разложившаяся ткань полностью отвечает нуждам, она порылась в сумочки и вытащила скальпель, пинцет и большую пробирку. Нервы на сгибе локтя отмерли, так что мальчишка за своими разглагольствованиями даже не заметил, как из него вырезали кусок.
Закончив, Джулия поднялась на ноги и вытерла влажными салфетками инструменты и пальцы. Поиски завершились успехом, и она сможет потренироваться ещё пару раз, прежде чем показать Горатриксу новый ритуал. Она приготовилась вернуться в гостиницу, забыв и о гомункулусах, и о мальчишке, но тот напомнил о себе жалобным:
— Ты обещала дозу! Куда же ты?
Джулия помедлила уходить. Такой красивый страдающий мальчик, в своё время она не смогла бы устоять перед просьбой, произнесённой таким тоном.
— Ты вьёшь из меня верёвки, — пробормотала она и присмотрелась к мусору. Выбрав шприц с наиболее прямой иголкой, она воткнула её себе в вену на запястье и велела: — Давай руку.
Этот идиот протянул левую, годную теперь только для ампутации. Джулия фыркнула, но не стала спорить: всадила иголку в почерневшее мясо, не пытаясь нащупать вену. Зачем, если витэ и без того залечит рану.
Оставив мальчишку позади с расширившимися от изумления глазами — ещё бы, витэ Тремера — это не какой-то разбодяженный героин! — она направилась прочь из мерзкого переулка. Может быть, когда-нибудь, если мальчишка не сторчится во второй раз, она сделает из него гуля.
***
Чистильщики явились в Колумбию, когда та гудела, распираемая новостями. Приезжих встретили недобро, на невообразимый наряд Фараманта пялились куда враждебнее, чем обычно. Впрочем, его мало волновало отношение смертных, ведь стоило ему установить зрительный контакт и попросить относиться к себе и к Мамушке как к друзьям — и недавний враг оборачивался союзником.
Но обычно он прекрасно обходился и без использования дисциплин, единственно умением договориться.
— Нравятся? — спросил Фарамант у мальчика пяти лет, который так засмотрелся на зелёные очки, что застыл над крепостью из песка с совочком в руке. — Расскажи мне кое-что, и я разрешу их примерить.
— Зрение ребёнку не посади, — буркнула Мамушка.
— Стёкла без диоптрий, — пожал тот плечами и повернулся к мальчику: — Заинтересован? Кстати, я — Майкл, а тебя как зовут? Если мама не велела тебе разговаривать с незнакомцами, подумай сам, относилось ли это к случаю, когда ты играешь в собственном дворе, а от подозрительных типов тебя отделяет забор? — для убедительности он постучал по выкрашенной в канареечный цвет доске.
— Дай ему хоть на один вопрос-то ответить! И прекрати говорить так заумно, — Мамушка привыкла, что Фарамант лучше неё знал, как найти подход к людям, но не могла отказать себе в удовольствии всласть поворчать.
Мальчик положил совочек, встал из песочницы, продемонстрировав перепачканные колени, и серьёзно ответил:
— Меня зовут Марти.
— Привет, Марти, — помахала ему Мамушка, но мальчик взглянул на неё без энтузиазма и повернулся к Фараманту: — Дай посмотреть.
— Деловой подход, — кивнул Фарамант, снял очки и протянул их к забору, так, чтобы Марти мог как следует их рассмотреть. — Ну что, как считаешь, стоят они того, чтобы уделить мне несколько минут?
— Стоят, если подаришь их мне.
Фарамант рассмеялся.
— Ах ты хитрюга. Что ж, согласен подарить, если твоя история мне действительно понравится.
Марти протянул маленькую руку, которую Фарамант торжественно пожал.
Подозрительно покосившись на Мамушку, Марти попросил Фараманта присесть и зашептал на ухо, энергично жестикулируя и то и дело тыкая пальцем в разные стороны. Непривычное без очков, костлявое лицо изображало попеременно то удивление, то негодование. Ох уж эти дети, из всего надо сделать тайну, иначе не интересно.
— Спасибо, Марти, — сказал Фарамант, поднимаясь. Мальчик сосредоточенно пытался нацепить очки, слишком широкие для его головы. — Пойдём, красавица. Если постараемся, застанем конец шоу.
Нацепив шлем, Фарамант поехал на запад. «Далеко ехать не придётся, — рассуждала Мамушка. — Откуда мальцу знать, что за пределами города».
И точно, вскоре на одном из тротуаров показался обессилено прислонившийся к дому мужчина в приличном костюме, с закрытыми глазами и дрожащими пальцами, которыми он пытался удержаться за стену.
Дальше — больше. Проститутки, собравшиеся галдящим полукругом вокруг упавшей в обморок подруги, мёртвые кошки у мусорных баков, огромная лохматая собака, пытавшаяся открыть глаза и подняться на ноги, но раз за разом тыкавшаяся носом в асфальт.
Наконец, Фарамант бросил байк у круглосуточной закусочной и мягко, по-кошачьи зашагал вверх по улице.
Широкая, залитая жёлтым светом фонарей пешеходная, в пятом часу утра прохожих на ней почти не было. Прямо по центру ковыляла в вульгарных красных туфлях жирная корова. Фарамант не произнёс ни слова, но по его хищному взгляду Мамушка поняла, что перед ними объект. Чистильщики в удобной обуви постепенно догоняли её, и когда между ними оставалось не больше пары десятков ярдов, увидели, как она заговорила с почти раздетой девкой, державшей на руках существо, которое некоторые не слишком притязательные люди могли бы назвать собакой.
Девка остановилась и протянула животное. Сучка в красных туфлях протянула руку к тяжёлому безвкусному ожерелью, отстегнула от него фрагмент и зашевелила губами, странно жестикулируя.
— Вот ведь дрянь! — воскликнула Мамушка. — Колдует, ты посмотри!
Червяк под курткой вздрогнул и сильнее прижался к надёжной спине Мамушки.
Сучка продолжала колдовать ещё минуту, после чего с кончиков её пальцев сорвались багровые струйки и собрались во фрагменте, который она пристегнула обратно на цепочку, после чего склонилась к собачке и с лицемерной улыбочкой поцеловала её в голову, прямо над выпученными глазищами.
Затем она продолжила путь, не обращая внимания на Чистильщиков.
Полураздетая девка завизжала: собачка безжизненно обвисла.
— А теперь, — заговорщицки пропел Фарамант, — настало самое время кое-кому отплатить добром за добро. Доставай нашего ассистента.
***
Джулия отлично помнила, как проводить многие Тауматургические ритуалы и какие у них могут быть негативные последствия. Перед тем, как создать своего первого гомункулуса, она изучила все подводные камни, с которыми могла столкнуться, и уж конечно мимо неё не прошёл тот факт, что спустя какое-то время у создания может появиться собственная личность, со своими стремлениями, мотивами и взглядами на мир. Джулия помнила, как читала об этом, но почему-то ни разу с тех пор не вспомнила, будто бы уверенная, что с ней такое никогда не может произойти.
И сейчас, обернувшись на знакомый писк и увидев в тени за водосточной трубой одного из гомункулусов, она не подумала, что тот замыслил против неё дурное. Напротив, Джулия поспешила с ним уединиться, прошипев на ходу:
— Надеюсь, у тебя есть веская причина меня беспокоить.
Скривившись, она выслушала сбивчивые объяснения — один из Тремеров-отступников тоже был проездом в Колумбии и желал обсудить кое-какие детали предстоящей встречи в Мехико.
— И это всё, ради чего ты меня звал? — прошипела она. — Тварь неуклюжая, а если бы тебя кто-то другой заметил?
Гомункулус попытался отскочить, словно Джулии могла бы опуститься до пинка.
Колебалась она недолго. Все тридцать колец были напитаны витэ, а рейс отправлялся через пять часов. Достаточно времени в запасе, чтобы поговорить с каинитом и, может быть, вызнать что-нибудь полезное.
Следуя за гомункулусом, она представляла, как доложит об изобретённом ритуале. Все опыты прошли успешно: результат был стабилен. Не лишённая тщеславия, Джулия представляла, как на глазах у остальных Тремеров блеснёт достижением на зависть остальным.
Бар, в котором незнакомый Тремер назначил встречу, находился на соседней улице. Занюханная забегаловка, прокуренная, полная потными футбольными фанатами, Джулии следовало на пороге догадаться, что ни один Узурпатор не выберет подобное место. Но, занятая мыслями о предстоящей встрече, на которой она планировала обсудить новый ритуал с самим Горатриксом, она прошла к стойке и, присев, обвела нетерпеливым взглядом зал.
— Кого-то ждёшь, красотка? — оскалилась ей патлатый урод в зелёных очках.
— Не тебя, — процедила Джулия.
— Вот несчастье! Я-то жду тебя. И вон та дама в косухе.
Джулия машинально повернула, следуя взглядом за указующим жестом, и увидела необъятную негритянку, между полами до середины расстёгнутой куртки которой на миг мелькнула бледная, такая знакомая мордочка гомункулуса.
— Ах ты предатель, — прошипела Джулия и привстала: на миг разгневанный внутренний зверь едва не вышел из-под контроля, но дисциплинированность, свойственная Тремерам, помогла взять над ним верх.
— Тебе не о нём надо беспокоиться, правда?
— Что тебе нужно?
— Ты портишь представление. Нам не следует снимать маски при зрителях, иначе они догадаются, что... актёры есть не только на экранах, но и на улицах. Ты ведь знала это.
— Не следует? Тогда не снимай. Я ношу маску только там, где это удобно мне, советую это запомнить. А теперь, — она сосредоточилась и заглянула прямо в безумные глаза, готовясь сообщить свою волю, — отвали от меня, забери свою тёлку и сделай так, чтобы я больше вас не видела.
Вместо того, чтобы послушно выполнить приказ, очкарик рассмеялся.
— Неплохая попытка. А теперь ты меня послушай, — он тоже сдвинул брови и приказал, глядя в глаза Джулии: — Иди к пустырю за школой, где ты встречалась со своими гомункулусами. Никуда не сворачивая, ни с кем не общаясь. И жди нас там.
— Да. Побежала.
Пусть Джулии не удалась попытка Доминирования, но очкарик также не смог внушить ей свою волю. Равные противники, они оказались в патовой ситуации.
Джулия обернулась к негритянке.
— Даже не пытайся. Она отлично знает, что некоторым сородичам не стоит смотреть в глаза.
С одним противником она бы справилась, Тауматургия спасала её и не из таких переделок. Она бы справилась даже с двумя, не будь вокруг столько людей — в том числе вооружённых охранников — и предавшего её гомункулуса.
Она отважилась на вторую попытку:
— Замри и не двигайся, пока я не уйду.
Очкарик щёлкнул пальцами, показывая, что приказ не подействовал, и заинтересованно склонил голову на бок.
— Ты вспомнила смертную жизнь и ощутила зов плоти. Ты течёшь. Не можешь думать ни о чём, кроме того, как бы я тебе засадил. И если ты проследуешь со мной в дамскую комнату, то получишь желаемое.
Джулия встала и на слабых, подгибающихся ногах пошла к двери с женской головой на табличке. Какая-то часть сознания понимала, что защита Джулии дала слабину, удача улыбнулась равному противнику и тот сумел взять верх. Но эта часть сознания не имела сейчас никакой власти над телом.
***
Мамушка ввалилась в туалет и, поковырявшись шпилькой в замке, заперла его изнутри. Пока не придёт уборщица со своим ключом, они вольны делать что пожелают.
— Перекусим? Сольём? — спросил Фарамант, поглаживая жертву по шее. Словно обычная течная сука, она льнула к нему, обвив руками за талию и норовя поцеловать.
— Мне эта дрянь не нужна. Целый шаг к Узам крови — да на что мне сдалось такое счастье?!
— Витэ, величайшая драгоценность, — пробормотал Фарамант, — кто бы мог подумать, что ты окажешься в этом грязном унитазе.
Мамушка отлепила сучку от напарника и, открыв ногой крышку унитаза, вытянула одну её руку точно над сливом, чтобы не налить на пол лужи крови.
Оставить чуть-чуть витэ — количество, которого едва хватит, чтобы не впасть в торпор. Тогда у неё не останется возможности использовать свою Тремерскую магию — и Чистильщики смогу без опасений вывезти её на какой-нибудь пустырь, чтобы убить и закопать без свидетелей.
— Сколько возни с ней будет, — скривилась Мамушка. С куда большим удовольствием она бы посидела в баре и поорала вместе с болельщиками. Ещё недавно ей хотелось заварушки, но с тех пор вернулся Червяк и смягчил её воинственность, да и таскаться с послушной марионеткой было вовсе не интересно. От хорошей драки бы она не отказалась, а так и смысла не имело шевелиться.
Мамушка обернулась к Фараманту. Тот стоял, прислонившись к стене, с остекленевшим взглядом, направленным на зажатые в руках билеты.
— Этого ещё не хватало, — пробормотала Мамушка. Приступы ясновидения — дело полезное, но почему именно в такой неподходящий момент?!
Осторожно разогнув пальцы Фараманта, она вытащила билеты. Колумбия — Нью-Йорк и Нью-Йорк — Мехико. Что он в них такого увидел?
— Давай же, приходи в себя, Шизик проклятый...
Фарамант дёрнулся, протянул Сучке билеты и, глядя её в глаза, буркнул:
— Мадам, вы можете быть свободны.
— Что-о?! — заорала Мамушка, но Тремерша выхватила билеты, змеёй скользнула к двери, вышибла её с разбега и скрылась из виду.
Мамушка рванула следом, но её остановил насмешливый возглас Фараманта:
— Пусть летит. Не стоит утруждаться, кое-кто сделает за нас всю работу.
Примечание:
«В 1998 г. Горатрикс созвал все свое потомство на встречу в Мехико. Прибыли все Тремеры Шабаша. В огромном пожарище погибли все Тремеры-антитрибу; остались лишь колонны из пепла, говорящие об этой истории. Поистине, прибыл сам Тремер. С помощью могущественной магии он овладел телом Горатрикса, а затем уничтожил тех, кто посмел предать его род» (Книга клана Тремер).
