– Обычно все происходит довольно просто: ты живешь своей унылой, никчемной жизнью простого смертного обывателя, потом кто-нибудь из нас обнаруживает тебя и внезапно решает, что ты неплохо смотрелся бы в наших стройных рядах. А дальше ты и сам помнишь. Просыпаешься в канализации на каком-нибудь притащенном со свалки матрасе, сбрасываешь дрыхнущих на твоей груди крыс, встаешь и обнаруживаешь, что… Ну, например, что большая часть твоей кожи осталась на этом самом матрасе, – Джонас, расслабленно свесив вниз зеленую, цвета болотной тины, руку, раскачивается в гамаке, повешенном между двумя ржавыми лестницами. – Или что-нибудь другое, еще менее приятное.
В этой же руке между пальцами зажат полный крови хрустальный бокал с отбитой ножкой. Во время разговора Джонас много и часто жестикулирует, и кровь опасно плещется от одного края бокала к другому, постоянно норовя разлиться, но сейчас это не так уж и важно. Сегодня здесь соберутся Носферату из разных городов и штатов, а такие мероприятия требуют подготовки. И солидных запасов крови в том числе: законы гостеприимства требуют, чтобы те, кого ты пускаешь в свое маленькое подземное королевство, ни в чем не нуждались. Эти законы Джонас чтит свято, поэтому в его подземном королевстве сегодня разве что реки кровавые не текут. Так что, лениво думает он, сегодня можно позволить себе богемно проливать драгоценную алую жидкость, увлекшись рассказом о чем-нибудь.
Например, о том, как и почему Носферату дают людям Становление. Джонас, в общем-то, не слишком удивился, услышав этот вопрос, но отвечать на него оказалось довольно непросто. Он смотрит на потолок зала – вернее, помещения, которое он называет залом на основаниях в духе «ну, оно большое» и «да ладно, здесь же уютно, стоят диваны и не так много крыс». Многие Носферату оформляют свои залы с роскошью и комфортом – или же, наоборот, заставляют их забальзамированными внутренностями и чучелами людей, – но Джонас считает, что это абсолютно лишнее. В его зале есть несколько целых и даже относительно новых удобных диванов, столики, пара компьютеров, огромный плазменный монитор и хорошее освещение. И гамак Джонаса, конечно.
– Что касается причин этого внезапного решения… Они могут быть самыми разными, – он уже догадывается, куда ведет этот разговор. – Носферату может счесть человека полезным для себя или для всего клана. Это, пожалуй, самая распространенная причина. Кто-то из нас дает Становление из ненависти…
Он приподнимается на локте и отпивает крови из бокала, а после переворачивается на живот и наклоняет голову так, чтобы видеть неоната, задавшего этот вопрос. Неоната зовут Нейл, и он дитя Джонаса; Нейл сидит внизу на бетонной ступеньке и с любопытством смотрит на своего Сира, явно ожидая продолжения этой речи.
– Из ненависти к красоте, в основном. Поверь мне, если будешь долго смотреть в зеркало – тоже свихнешься и захочешь уничтожить все, что красивее тебя, – делает еще один глоток. – То есть, вообще все.
Нейл в ответ лишь фыркает, и Джонас продолжает свою речь.
– Всякие дивные истории в стиле «ах, она была так прекрасна, что я не мог не подарить ей вечность», – Джонас трагично закатывает глаза и хихикает; его хихиканье звучит так, будто кто-то очень старательно скребется ногтями о стекло, – обычно у нас не в ходу. Но я знаю Носферату, который крал любовниц одного Тореадора, обращал их и заливал всю эту хрень. Мол, что он может тебе дать, смотри, я подарил тебе вечность и могущество, внешность не главное, бла-бла-бла…
– Да ладно. Неужели сработало? – Нейл с любопытством склоняет голову набок.
– Еще как. Насколько я знаю, он обходился даже без уз крови, – Джонас пожимает плечами. – Такой… Джентльмен старой закалки. При жизни он был каким-то лордом, кажется. Трепетные новообращенные девы то ли действительно велись, то ли просто смирялись, но пару сотен лет назад, когда мы виделись в последний раз, у него был небольшой гарем. А Тореадор и вовсе за ним до сих пор гоняется, хотя столько лет прошло. В общем, это какая-то тонкая и хитрая забава для благородных аристократов.
– А почему ты дал Становление мне?
Джонас, мысленно поздравив себя с удачной догадкой, отпивает еще крови из бокала, затягивая паузу. «Парень, я поделился с тобой проклятием, убившим и навсегда изуродовавшим тебя, потому, что твои навыки могут пригодиться нашей дружной семейке чудовищ» – правда всегда звучит в той или иной степени хреново. А конкретно эта правда звучит как полное дерьмо, но среди Носферату не принято врать друг другу, поэтому Джонас вновь пожимает плечами:
– Я не отличаюсь особой оригинальностью. Польза, Нейл. Ты можешь быть полезен Носферату.
Нейл ухмыляется во весь рот, полный широких треугольных акульих клыков, и рассматривает покрывшуюся чем-то вроде чешуи руку.
– По-вашему, это повод обрекать людей на такое? – он демонстрирует Джонасу свое плечо: во время Становления плечевая кость и лопатка раздробились. Срослись потом, конечно, но из самого плечевого сустава теперь торчат желтоватые осколки, время от времени превращающие плечо Нейла в кровавое месиво.
– Поверь, могло быть и хуже, – неонат скептично изгибает бровь; в его взгляде читается вызов, но Джонас предпочитает просто не реагировать на такие вещи – Нейл слишком молод и нагл, чтобы подобное могло расцениваться как настоящая провокация. – Расслабься. Быть Носферату не так уж плохо, – Джонас отталкивается от стены почти лишенной кожи ногой. Гамак послушно начинает качаться, и кровь из бокала все-таки проливается на пол.
– Знаю, – Нейл с любопытством рассматривает деловитых крыс, сбежавшихся на запах крови. Обнаружив, что она принадлежит человеку, а не кому-то из их не-мертвых хозяев, они безразлично разбегаются в разные стороны. – Зато не понимаю, почему мы все время прячемся. То есть, мы же вроде как довольно крутые парни, разве нет?
– О, какой самоуверенный и радикально настроенный птенец! – голос раздается прямо из-за плеча Нейла. Джонас, хихикая, смотрит, как его дитя испуганно подскакивает и, обернувшись, разве что не удирает в другой конец зала. Сам он узнал о появлении одного из гостей еще минут пять назад, но не мог отказать себе в удовольствии лицезреть традиционное для таких собраний шоу.
Обладатель голоса – высокий Носферату с серой кожей и большими красными, как у крыс-альбиносов, глазами – отходит на пару шагов, вскидывая руки с неестественно длинными узловатыми:
– О, я не хотел вас напугать! Покорнейше прошу прощения, я не ожидал, что мое появление может вызвать такую реакцию... – гость сцепляет пальцы в нервозном жесте.
Джонасу знает этого Носферату и даже удосуживается спрыгнуть с гамака, чтобы поприветствовать его:
– Александр! – он обнажает в дружелюбной улыбке два почти ровных ряда тонких полуторадюймовых клыков. – Не ожидал увидеть тебя на моей маленькой вечеринке. Ты вроде бы никогда не увлекался играми, включающими в себя воровство и шантаж, – Джонас открывает небольшой переносной холодильник, украденный специально для этого собрания, и достает пакет с кровью.
– Джонас, рад тебя видеть, – Александр с улыбкой принимает угощение. – С твоего позволения, я здесь не для того, чтобы поучаствовать в аранта-шадур. Мой путь проходил через этот город, и, услышав о собрании, решил заглянуть… Если ты не против, конечно, – он ведет плечом и вопросительно смотрит на Джонаса.
– Я тебя умоляю, – беззаботно фыркает тот. – Нейл, тебе сегодня выпала честь познакомиться с одним из уважаемых членов нашего клана. Это Александр Руксард, академик Носферату. Если когда-нибудь заинтересуешься историей своей новой семьи – а тебе придется это сделать – обращаться лучше именно к нему. Александр, это Нейл, мой птенец, как ты уже понял.
Нейл натянуто улыбается и явно чувствует себя неловко. Джонас хлопает его по плечу в знак поддержки: Нейл постоянно храбрится и делает вид, что он тот-самый-чертовски-крутой-вампир-из-ужастиков, и такая паника при виде собственного сородича для него – явный провал.
– Рад познакомиться с вами, Нейл. Еще раз прошу прощения за столь внезапное появление, – Александр протягивает неонату руку и часто-часто моргает правым глазом – тем, на котором вообще есть веко. Левый глаз у него находится на несколько сантиметров ниже, чем правый, и создается впечатление, что одна половина лица Александра просто медленно стекает вниз. Все это поначалу пугало и Джонаса, поэтому сейчас он прекрасно понимает свое дитя.
– Что вы, это, кажется, я должен извиняться… Я не хотел… То есть, это не из-за вашей внешности… Эм, просто было слишком неожиданно… – Не сумев подобрать слова, Нейл просто замолкает и под тихий смешок Джонаса пожимает руку Александра. – Приятно познакомиться, да.
Из прохода доносится фырканье.
– Ну конечно, не из-за внешности. Парень, мы – Носферату, мы все выглядим отвратительно. Пугаться друг друга – это нормально. Глаза бы мои вас не видели, – он издает звук, который при наличии фантазии можно принять за смех. – После собраний спать невозможно…
– Как ты в зеркало-то на себя смотришься в таком случае, – хмыкает Джонас.
– А я и не смотрюсь, – снова смех.
Носферату, чье имя давно забыто и которого сейчас все зовут просто Уилл, не узнать невозможно. Он передвигается, опираясь на руки, а горб у него на спине похож на дикого зверя, вцепившегося в позвоночник. Джонас не раз слышал, что эта хреновина шевелится и, когда Уилл ввязывается в очередную драку, умеет здорово кусать врагов.
Вслед за Уиллом подтянулись и остальные: еще несколько старейшин – некоторые со своими птенцами, – целый выводок неонатов, желающих испытать себя, и те Носферату, которые традиционно не пропускали почти ни одной «охоты за мусором».
Когда все, наконец, в сборе, Джонас усаживается поудобнее на своем гамаке и торжественно провозглашает:
– Итак, братья и сестры, как вы все знаете, мы собрались здесь, чтобы сыграть в аранта-шадур. Пожалуй, мне стоит вкратце разъяснить правила для наших птенцов. Аранта-шадур, или «охота за мусором», – традиционное развлечение нашего клана. Вот уже несколько столетий все желающие могут собраться вместе, чтобы показать другим свои умения и просто повеселиться. Правила достаточно просты: мы составляем список вещей, которые дороги вампирам из города, в котором проводится игра. Ваша задача заключается в том, чтобы украсть эти вещи. Именно украсть, дамы и господа. Никаких убийств, шумных грабежей и прочей самодеятельности – не стоит подставлять весь клан. В конце концов, нас и так подозревают в разных не слишком приятных вещах, – замечает Джонас не без гордости: в конце концов, он лично ответственен за некоторые из этих «не слишком приятных вещей». – Более того, в конце игры все украденное нужно будет вернуть законным обладателям, точнее, просто на те места, откуда вы их возьмете. Как видите, сейчас это все звучит довольно просто – самой интересной частью, уверяю вас, будет сам процесс. Итак, если у вас нет никаких вопросов…
Джонас обводит взглядом публику. Носферату, собравшиеся вместе, всегда выглядят очень впечатляюще: едва ли где-то еще можно увидеть такое разнообразие уродств и мутаций. При одном на всех проклятии найти двух одинаковых Носферату практически невозможно, и Джонас не устает удивляться этому. Равно как и тому, насколько обманчивой бывает внешность Носферату. Взять хоть Уилла: несмотря на кажущуюся неуклюжесть, он, несомненно, один из самых свирепых воинов, которых только доводилось встречать Джонасу. Или сидящая рядом с ним леди Абигайл. Та вообще на первый взгляд кажется ребенком: невысокая, тощая и нескладная, она выглядит как ходячее пособие по анатомии. Впрочем, по меркам Носферату она считается едва ли не симпатичной, несмотря даже на прозрачную в прямом смысле слова кожу и копошащихся в незаживающих ранах червей. Да и в общении она очень тиха и всегда безукоризненно вежлива – прозвище «леди» ей дали не просто так.
Однажды Джонас увидел, как леди Абигайл разорвала пополам Бруджу раза в три крупнее нее.
Впрочем, уродство Носферату часто скрывает не только силу, но и ум: Александр едва ли походит на одного из самых образованных историков клана, да и сам Джонас, пожалуй, больше похож на рептилию, чем на известного вора и шпиона.
Задумавшись, он не сразу замечает, что пауза как-то слишком затянулась. По привычке раскачав гамак, Джонас закидывает ногу на ногу и продолжает говорить:
– Раз правила ясны, можно переходить непосредственно к нашим драгоценным лотам. Первой на этом чудесном аукционе сегодня разыгрывается скульптура Триши Кляйн, пару дней назад доставленная к Жаклин Вуд, одной из местных Тореадор. Жаклин держит у себя целую коллекцию всяких скульптур, но с этой вы точно не промахнетесь: она охраняется лучше всех. По моим данным, – Джонас берет бумаги, до этого сиротливо лежавшие в гамаке, и сверяется с ними, – она ждала ее несколько месяцев и в честь получения даже собирается устроить вечеринку. Пф, как будто Тореадорам нужен повод для того, чтобы устроить вечеринку. В любом случае, ее гуль то ли присматривает за скульптурой, то ли поклоняется ей… в общем, постоянно крутится где-то рядом, так что не промахнетесь. Там какая-то сидящая обнаженная дева с, – Джонас быстро считает количество голов, – пятью, видимо, головами. Они там одна на другой. Итак?
– Мы возьмемся за это, – голос подает лидер выводка неонатов. Остальные согласно кивают: эти явно участвуют в собраниях Носферату впервые, и потому держатся особняком и переговариваются в основном между собой.
Джонас кивает: раздавать сложные задания выводкам новообращенных – традиция этой игры. В конце концов, юные дарования должны как-то проявлять свои таланты. Обведя взглядом остальных участников аранта-шадур и не услышав никаких возражений, Джонас улыбается:
– Искренне надеюсь, что вы справитесь. Развлекайтесь. Адрес и все остальное сообщу чуть позже. Что ж, мы продолжаем наш аукцион, и лот номер два – перстень Тереса Миллера, старейшины Вентру. Тоже задача не из легких, потому что господин Миллер последние тридцать лет страдает манией преследования. Не то чтобы совсем безосновательно, но… Как бы там ни было, охрана у него в особняке весьма солидная. Перстень этот – предмет его особой гордости, фамильная ценность…
Раздача заданий, как обычно и бывает, занимает добрых несколько часов: Носферату втягиваются в обсуждение предметов, их хозяев и всех последних событий; начинаются – и стараниями Джонаса и Александра быстро угасают – споры о том, кому достанутся лакомые кусочки вроде расшитого драгоценными камнями вечернего платья эксцентричной Вентру или полной человеческих глаз банки, столь бережно хранимой местным Малкавианом. К рассвету список предметов заканчивается – роздано, по обыкновению, несколько десятков, и Носферату предвкушают очень веселую ночь. Джонас, лениво отбросив больше не нужные бумаги в сторону, загадочно улыбается:
– У нас есть еще один чудесный лот. Как вы наверняка знаете, в нашем уютном городе уже две недели как гостят господа из Общества Леопольда.
Эта новость заставляет участников аранта-шадур замолчать и обратить все внимание на Джонаса. Некоторые знают об охотниках, посетивших город: многие Носферату предпочитают следить за их передвижениями и активностью; неонаты же, не столь сведущие в этих вопросах, рассеянно и настороженно переглядываются. Почти каждый Сир считает своим долгом рассказать детям о том, какие опасности поджидают их в новой жизни, и охотники, конечно, являются одной из них . Вампир, недооценивающий возможности смертных, рискует закончить свою бессмертную жизнь очень плохо. Или не закончить: по слухам, охотники в последнее время стали разбираться в пытках гораздо лучше. Благодарить за это стоит лишь одну особу – Ингрид Байер, нынешнюю главу Общества Леопольда и, пожалуй, единственную смертную, с которой Джонас боится встретиться лицом к лицу.
– Да. Их немного, и они – слава каким-нибудь высшим силам – ведут себя довольно смирно. Но мне стало известно, что с собой они привезли некий амулет, созданный феями. Да-да, любезные неонаты, – Джонас лениво машет рукой, услышав целый хор шепотков, – феи действительно существуют. Но сейчас это не важно. Амулет, как вы понимаете, весьма любопытная штука, хоть я и не знаю его назначения, – конец фразы Джонас произносит несколько тише.
Громкий смех Уилла заглушает все.
– Джонас, ты совсем рехнулся. Стащить непонятный артефакт фей у этих ублюдков-фанатиков? Я даже не знаю, какая часть твоего плана звучит хреновее.
– Ну, Уилл, это же весело! – Джонас всплескивает руками. – В конце концов, что наша тоскливая бессмертная жизнь без риска? Да и тем более, это же артефакт фей. Неужели не любопытно?
– Мне дорога моя тоскливая бессмертная жизнь. И моя шкура, какой бы уродливой она ни была, – Уилл пожимает плечами. – Но я пожму руку тому, кто подпишется на это дерьмо.
– Ну, теперь-то точно никто не согласится, – фыркает Джонас. – Итак, дамы и господа? Маленькое славное приключение, рассказами о котором можно будет кичиться ближайшие десять-двадцать лет? Артефакт фей в подарок? Мы немного нарушим традиции и не станем возвращать артефакт охотникам. Едва ли они сами знают, что с ним делать, – он старательно не упоминает о том, что случится с тем, кто согласится на это и попадется на воровстве.
– Я, – внезапно подает голос Нейл.
Джонас замолкает. Он рассказывал ему об охотниках, да и не только о них, но Нейл всегда относился к опасности легкомысленно. Полученные после Становления силы все еще пьянят его; как и многие неонаты, он полагает, что действительно бессмертен. Джонасу стоило бы догадаться, что его дитя захочет доказать свое бессмертие перед всеми.
– Ты уверен, птенчик? – скептично спрашивает Уилл. – Это не просто опасно. Это дохрена опасно, опаснее всего, что происходило в твоей короткой счастливой жизни.
– Джонас рассказывал мне об этом Обществе Леопольда, – Нейл выглядит очень спокойным. Отчасти Джонас даже гордится им. – Так что я примерно представляю…
– Нихера ты не представляешь, птенец, – Уилл кажется раздраженным. – Невозможно словами описать то, что сейчас творят эти отморозки…
– Если вы не против, я хотел бы вмешаться в разговор, – Александр прерывает Уилла, и, сцепив руки, продолжает. – Как говорил Теренций, fortes fortuna adjuvat. Но сейчас я, пожалуй, соглашусь с Уиллом. Ваша смелость похвальна, но я хотел бы процитировать еще и Цицерона: «Fortes non modo fortuna adjuvat, ut est in vetere proverbio, sed multo magis ratio». Не стоит так рисковать лишь ради того, чтобы доказать…
– Я благодарен вам всем за ваши мнения, но все-таки хочу попробовать, – Нейл гордо вскидывает голову.
Джонас думает, что воспитание – явно не самая сильная его сторона, но вслух произносит другое.
– Хорошо. Не в наших традициях отговаривать неонатов, если они хотят принять участие в аранта-шадур. Игра начнется следующей ночью.
Притихшие Носферату начинают расходиться. Многие просто исчезают в воздухе и удаляются в известном им одном направлении, некоторые задерживаются, чтобы пообщаться с кем-нибудь еще, кто-то из неонатов подходит к Нейлу, чтобы пожелать удачи. Джонас задумчиво смотрит на своих сородичей и думает о том, где он мог так промахнуться. Когда в зале остаются лишь леди Абигайл и Александр, оживленно обсуждающие вопрос о том, какие виды грибов лучше приживаются в подземных царствах Носферату, Джонас подходит к необычно тихому Нейлу и кладет руку ему на плечо:
– Подойди чуть позже. Расскажу про охотников подробнее.
***
Нейл не понимает, почему его поступок вызвал такой переполох. Да, Джонас несколько раз рассказывал о том, почему фанатики так опасны, рассказывал про истинную веру, опасную для не-мертвых. Но они, в конце концов, просто смертные – их можно обмануть, повлиять на них или просто убить. Почему все так отговаривали его?
Иногда Нейлу кажется, что старые вампиры боятся каждой тени, потому что слишком привыкли к комфорту и относительной безопасности, просто закоснели в этом скучном покое. Носферату живут в канализациях, подземельях и разрушенных домах, хотя умеют скрывать свою внешность этой вампирской магией, которую Джонас называет «дисциплинами» – может быть, потому что они боятся что-то менять?
Да и сами эти «подземные царства» – довольно странная штука, еще одна загадка для понимания Нейла. Ну ладно, Носферату живут в канализации. Но это же, черт возьми, вампиры, которые умеют становиться невидимыми и не знают себе равных в воровстве и шпионаже, так почему бы не обустроить свои царства с комфортом? Но нет; Нейл осматривает свою комнату: вокруг холодные бетонные стены, на полу валяется пара матрасов, в которых живут в основном крысы и насекомые, у шкафа не хватает дверки, а стол выглядит так, будто ему уже несколько сотен лет. Конечно, можно было бы считать его антиквариатом, но он для этого слишком раздолбанный. И такое повсюду. Джонас чаще всего носит какие-то лохмотья вместо одежды, хотя Нейл однажды видел его в костюме, пьет кровь из бокала с отбитой ножкой и на все вопросы о том, почему они живут именно так, отвечает, мол, это такая «эстетика социального дна», а все эти крутые роскошные вещи – тлен.
Зато у них полно различной техники – и новой, и старой: по полу вьются змеи проводов, на стенах развешаны плазменные большие плазменные экраны, постоянно передающие картинки с нескольких десятков камер наблюдения, а на опасно раскачивающихся столах стоят ноутбуки. Это не так уж удивительно, учитывая, что Носферату нечасто общаются лицом к лицу. Да и эта их клановая виртуальная сеть – ШрекНЕТ – явно требует наличия всяких чудес современных компьютерных технологий. Сама сеть, по мнению Нейла, – абсолютно потрясающая штука; он боится даже представить, сколько всяких темных секретов хранится там.
Вообще, быть Носферату – действительно не так плохо, думает он, пока идет к Джонасу. Да и внешность – не столь большая плата за возможности, которые Нейл получил после смерти; в конце концов, он и при жизни не был таким уж красавчиком. Да, теперь его лицо выглядит так, словно его прокрутили через мясорубку, а потом слепили заново, но какое это имеет значение, если он может создавать иллюзию абсолютно любой внешности?
Словом, новая жизнь Нейла полна вопросов и недоумения. Очередной вопрос находится сейчас прямо перед ним: Носферату, при всем своем цинизме и показной жестокости, бывают крайне милосердными. Иллюстрация к этому тезису сейчас сидит прямо перед Нейлом на краю бассейна, заполненного мутно-зеленой цветущей водой, и смотрит, как кровь из разрезанной от кисти до локтя руки стекает вниз.
Джонас всегда становится медитативным и задумчивым, когда кормит этих тварей.
– Сложно поверить в то, что нам с тобой на самом деле еще повезло, а?
Из бассейна высовывается одна из тварей: этакий комок плоти с пастью и воспаленными, гноящимися глазами. Существо показывается всего на пару секунд, но этого достаточно, чтобы рассмотреть клубок сизоватых, покрытых тиной внутренностей, которые почему-то находятся снаружи и обвивают хилое, не способное самостоятельно передвигаться тело. В красных, подернутых пленкой глазах Нейл видит такую боль, которую, как он надеется, ему никогда не доведется почувствовать.
– Почему ты их просто не убьешь?
Джонас какое-то время молчит, и Нейл думает, что он, наверное, и без того не раз задавался этим вопросом.
– Понятия не имею, Нейл. Просто, – запинается, заметив, что еще одно из этих существ на секунду выныривает, чтобы успеть подхватить каплю крови еще в полете; у этого и вовсе два рта, и какой-то покрытый слизью мешок с внутренностями вместо тела, – они тоже Носферату. Им просто не повезло пережить Становление – нежизнеспособные обычно умирают. А эти почему-то выжили. Мы с тобой тоже могли оказаться там.
Нейл садится рядом с Джонасом, подбирает с пола ржавый нож и расковыривает чешую на ладони. Она режется очень плохо, топорщится и обнажает кусочки сероватого мяса; Нейлу в каком-то смысле даже повезло с этой новой естественной защитой. В конце концов, терпение Нейла побеждает, и из его ладони тонким ручейком течет кровь; он протягивает руку к бассейну. Кормление этих созданий – этакая круговая порука Носферату: занимаются этим не только хозяева убежища, но и гости. Нейл считает, что это такой специфический ритуал, напоминающий каждому из них о том, что они не более чем мертвые чудовища.
– Почему ты так уверен, что я не смогу достать этот амулет?
– Я не уверен. Я просто не хочу этого, - Джонас раскрывает ноутбук, лежащий рядом с ним. – Если они тебя поймают – не факт, что я смогу тебя вытащить. Со сменой руководства они будто с цепи сорвались, – открывает текстовый файл и ставит ноутбук между собой и Нейлом так, чтобы они оба могли видеть экран.
– Предыдущий Верховный Инквизитор… ох, не думал, что когда-нибудь скажу это, но по сравнению с нынешней фурией он был просто милашкой. Амелио Карпаччио. Он запрещал пытки, считал, что мучить нас – плохо, потому что мы вроде как мертвые и несчастные, и вообще был относительно великодушным для инквизитора человеком. Однако все хорошее когда-нибудь заканчивается – закончился и Карпаччио, – Нейл видит имена, события и даты; судя по всему, какая-то хроника событий. – На смену ему пришла сумасшедшая госпожа Ингрид Байер, и вот как раз с ее верным псом ты и будешь иметь дело. Освальдо Хайме, – Джонас показывает Нейлу фотографию.
Освальдо мог выглядеть как абсолютно обыкновенный мужчина лет тридцати пяти-сорока, если бы не длинный вертикальный шрам, перечерчивающий всю правую половину лица от лба до подбородка, и не количество крестов. Они почти повсюду: на шее, на плаще – кажется, даже пуговицы выполнены в виде маленьких крестов.. На его руку намотаны четки, с которых, естественно, свисает еще один крест.
– Этот парень выглядит так, будто его из анимешки какой-то выпустили, – Нейл с сомнением рассматривает фото.
– Не стоит обманываться, – Джонас ухмыляется, клацая почерневшим когтем по клавиатуре, – он убил целую кучу вампиров. Вернее, я надеюсь, что он их убил: этот парень просто помешан на пытках и садизме. Сейчас он здесь с парой каких-то прихвостней рангом поменьше, у них вроде как плановая зачистка, хотя жертв пока не было. Обосновались они в заброшенном складе возле химического завода. Понятия не имею, что там с охраной – едва ли они ожидают, что кто-то додумается прийти к ним… Нейл, твою мать. Ты уверен?
– Абсолютно. Они могут видеть меня, когда я скрыт Затемнением?
– Понятия не имею. По идее, их должны как-то дрессировать, чтобы они различали все эти вещи, но как все это работает… Когда Верховным Инквизитором был Карпаччио, мы хотя бы примерно знали, что происходит в Обществе: инквизиторы тоже люди, их можно подкупить… или шантажировать, – Джонас лениво проматывает документ, в котором отдельным списком идут какие-то имена и фамилии. Нейл почти уверен, что все эти люди сотрудничали с Носферату или с вампирами в целом. – К сожалению, сейчас все эти чудесные смертные или мертвы, или запуганы до полусмерти, – резко захлопывает ноутбук. – Не знаю, что тебе еще рассказать. Запахнет жареным – беги. К черту амулет, к черту игру, все к черту. Лучше просто вернись живым.
Нейл ухмыляется:
– Ну, живым я не вернусь точно…
– Ты понял, что я имею в виду, – Джонас встает и протягивает руку Нейлу. Тот, приняв ее, встает следом и чувствует, как ему в ногу тыкается что-то мягкое и мокрое. Джонас широко улыбается: – Мэтт, приятель, кого ты принес нам сегодня?
Мэтт – ручной аллигатор Джонаса, и это, пожалуй, единственная его страсть, которую полностью разделяет Нейл. Хотя Мэтта можно смело назвать всеобщим любимцем всех Носферату в этом городе. Ручные аллигаторы – достаточно большая редкость; сделать из них гулей довольно просто, однако полноценные дрессировка и обучение обычно занимают годы. Но все усилия окупаются с лихвой, и Мэтт – лучший тому пример. Нейл уверен, что мог бы играть с этой зверюгой на равных в шахматы или покер, если бы лапы аллигатора были приспособлены хоть к чему-нибудь, кроме передвижения. Зато Мэтт всегда очень внимательно слушает, когда Нейл читает ему вслух учебники по анатомии. И – Нейл абсолютно уверен – запоминает; во всяком случае, аллигатор стал убивать заметно аккуратнее и быстрее.
А еще Мэтт имеет привычку очень трогательно высказывать свою привязанность к Джонасу и Нейлу. Вот и сейчас «что-то мягкое и мокрое» оказалось вырванной из плеча человеческой рукой: Джонас выпускает Мэтта гулять по верхним уровням канализации, и аллигатор часто приносит оттуда чьи-нибудь конечности или – редко, но все же – даже еще живых людей почти целиком. Нейл еще только учится общаться с животными, но даже его способностей хватает на то, чтобы понять: Мэтт не просто хвастается добычей, но и делится ею с хозяевами, преследуя самые благородные цели.
– Мэтт, хороший мальчик, – Нейл садится рядом с ним и гладит аллигатора по вытянутой морде. Тот мгновенно отпускает откушенную руку и подталкивает ее к Нейлу; на месте разрыва виднеются мышцы и осколки раздробленной плечевой кости. Кровь медленно заливает пол, и Нейл бросает вопросительный взгляд на Джонаса. Тот кивает, и он кидает конечность в бассейн. Зеленоватая вода на несколько секунд темнеет, приобретая какой-то мутный бурый оттенок, а потом существа, обитающие в бассейне, жадно набрасываются на пищу. Гонимые инстинктивным стремлением выжить, они копошатся, пихают друг друга своими хилыми, деформированными телами и пронзительно пищат, будто слепые котята. Нейл отворачивается и замечает, что Мэтт тоже смотрит на происходящее с недоумением.
– Ты все-таки чертовски умный парень, – он еще раз мимолетно гладит аллигатора по голове, встает и понимает, что Джонас куда-то пропал.
Не то чтобы это было слишком уж удивительно – его Сир уходит и приходит, когда хочет, а привычка пользоваться Затемнением по поводу и без просто добавляет в его перемещения элегантный элемент внезапности.
Нейл бросает взгляд на один из экранов. До рассвета примерно час, и идти куда-либо сегодня уже совершенно бессмысленно, а искать информацию об охотниках ему не хочется. Вернее, он не видит никакого смысла: Нейл так и не проникся рассказами об озверевших смертных, разрывающих не-мертвых на части голыми руками, – он просто отказывается верить в то, что какой-то обвешанный крестами престарелый фанатик действительно может сделать что-то серьезное. Поэтому он, решив провести остаток ночи с пользой, просто обращается к аллигатору:
– Пойдем, приятель, почитаю тебе что-нибудь.
Мэтт, цокая когтями по полу, с довольным видом следует за Нейлом, когда тот уходит в библиотеку Джонаса.
***
Нейл стоит в сотне метров от склада, прислонившись плечом к стене какого-то дома, и рассматривает свою цель. Мимо проходит не слишком трезвая компания, и он дружелюбно улыбается им. Сегодня Нейл выглядит как Саша Ринг. Во время своих вылазок на поверхность он каждый раз берет себе внешность какого-нибудь не слишком известного актера или музыканта, и, если на его пути встречается кто-то, кто узнает его новое амплуа, загадочно улыбается и иногда даже раздает фальшивые автографы. Но сейчас два часа ночи, и едва ли кто-нибудь может оценить его хобби по достоинству, поэтому Нейл, наконец, решается приблизиться к своей цели.
Вчера в нем определенно было больше решимости.
Не то чтобы он резко поменял свое мнение об охотниках и их способностях, просто каждый Носферату, сразу после заката отправившийся на игру, счел своим долгом подойти к Нейлу и пожелать ему удачи. Уилл даже сдержал обещание и пожал Нейлу руку, сопроводив все это словами о том, что парень он, конечно, больной на голову, но в этом есть что-то, достойное восхищения.
И вот теперь Нейл чувствует себя так, будто с ним попрощались навечно, будто эти фразы были какой-то вампирской заупокойной молитвой, а ближе к рассвету все снова соберутся, чтобы помянуть Нейла бокалом-другим свежей крови.
В конце концов, он заставляет себя пойти к складу, потому что есть лишь одна вещь, которая звучит еще хуже, чем попасться охотникам: сбежать, даже не попытавшись.
Склад встречает его подозрительной тишиной, и уже на подходе Нейл предпочитает скрыть себя Затемнением. Покров невидимости успокаивает и придает уверенности, даже при условии, что охотники действительно могут обнаружить его. Возле самого склада нет ни души; ворота, ведущие внутрь, чуть приоткрыты – как раз так, чтобы внутрь можно было вползти. Первый этаж склада пуст, если не считать груды каких-то картонных ящиков, а вот со второго этажа слышны голоса, и Нейл направляется туда. Он двигается вдоль стены, пытаясь на ходу разобрать слова, и уже подходя к дверному проему, слышит: «Et si ambulavero in valle mortis, non timebo malum quoniam tu mecum es». Нейл узнает этот псалом – в конце концов, он рос в набожной католической семье и не раз читал Библию, но сейчас эти слова кажутся дурным предзнаменованием. В глазах охотника на вампиров злом могут быть только вампиры.
Нейл предельно осторожно проходит к дверному проему и заглядывает внутрь.
В первую секунду ему кажется, что этот пустой проем разделяет реальный мир и Ад.
В комнате находятся трое: Освальдо Хайме, еще один охотник – явно помощник, он просто стоит, сцепив руки за спиной и внимательно наблюдая за старшим охотником, – и скованный вампир. Нейл не узнает несчастного, но достаточно одного взгляда на происходящее, чтобы его разум захлестнуло осознание того, какой он идиот. На мгновение, отодвинувшись от прохода в попытке хоть как-то уложить происходящее в своей голове, Нейл решает, что нужно уходить прямо сейчас. Но какая-то часть его отчаянно настаивает на том, что охотники не заметили его, а это значит, что они все-таки не видят и не чувствуют его присутствия. И этот явно нездоровый голос в голове продолжает шептать, что можно попробовать утащить амулет, ведь это же история на миллион баксов. История, которая сделает его, Нейла, не просто крутым мертвым монстром, а этаким удачливым любителем приключений с репутацией и клевой историей, которую Носферату будут пересказывать друг другу, сидя в своих унылых канализациях.
Нейл на секунду закрывает глаза и представляет себе лица Джонаса, Уилла, Александра и всех остальных, когда он вернется с амулетом, и это решает все. В следующее же мгновение он снова заглядывает в комнату, пытаясь найти взглядом что-нибудь, похожее на амулет. Нейл видит проход в следующую комнату, но там очень темно, и он не может ничего разобрать. А эта комната чем-то напоминает ему родную канализацию: голые стены, покрытые обоями в какой-то мелкий синий цветочек, пара обшарпанных столов и несколько стульев. Но Освальдо явно попытался передать чарующую атмосферу жизни охотника на вампиров в деталях интерьера.
Первое, на что натыкается его взгляд, – лошадиная голова. Отрезанная лошадиная голова, белая с сероватым оттенком, которая лежит прямо на столе и смотрит на него своими большими грустными мертвыми глазами. Еще две висят на стене, и, как догадывается Нейл, это тоже не чучела; во всяком случае, шея лежащей головы заканчивается ровным срезом, и он может видеть мясо и перерубленную кость. Нейл косится на охотников, но те, кажется, слишком заняты своей жертвой, и он осторожно высовывается из-за прохода, пытаясь охватить взглядом всю комнату.
Голов на стене оказывается не две, а три – белая, рыжая и вороная, и Нейл понимает, что четвертую просто пытаются выдать за «коня бледного». Это не отменяет странности всей картины в целом, но придает ей хоть какой-нибудь смысл. Почему-то лошадиные головы пугают Нейла больше, чем пытки: если ты охотник на вампиров, насилие по отношению к этим самым вампиром вполне логично, но, черт возьми, причем тут вообще лошади? Освальдо воображает себя одним из всадников Апокалипсиса?
Нейл быстро перебегает к другой стороне прохода, открывая себе вид на другую часть комнаты. Там еще один стол, заваленный осиновыми кольями – о, ему это очень не нравится, – ножами и бутылками с малопонятным содержимым. И – вуаля! – на этом же столе лежит вещь, которую Нейл спокойно может назвать амулетом, сделанным феями: причудливый кулон в виде ярко-синего камня, увитого металлическими лозами, на длинной сияющей цепочке серебряного цвета. Судя по тому, что он лежит на столе так сиротливо, Освальдо не слишком интересуется артефактами.
Или просто не интересуется ими тогда, когда у него есть, кого пытать.
Нейл очень не хочет смотреть в центр комнаты, но ему приходится. Вампир, прикованный к железному стулу, обмотан тяжелой толстой цепью. Нейл с удивлением отмечает, что никакого кола в сердце нет.
Освальдо же выглядит точь-в-точь как на фотографии, которую показывал ему Джонас, вплоть до одежды. Его лицо перекошено злобой и ненавистью, а глаза фанатично сверкают – кажется, Нейл успел если не на начало представления, то на самый разгар точно.
– Я повторяю еще раз, – у Освальдо на удивление негромкий и ровный голос. – Ты все еще можешь заработать свое право на быструю, безболезненную смерть. Не отрицай: вы, мертвые выродки, сбиваетесь в стаи. Ты знаешь, где можно найти остальных.
Прикованный вампир почему-то молчит, просто смотрит исподлобья – Нейл не хочет знать, сколько этот несчастный сидит здесь. Освальдо вдруг успокаивается: ни предвкушающей улыбки, ни блеска в глазах, – и, наугад взяв один из ножей, подходит к своей жертве. Сдвинув цепь вниз, он аккуратно распарывает тонкую ткань рубашки, в которую одет вампир, и проводит лезвием короткую черту на белой коже; жертва лишь стискивает зубы и закрывает глаза. Потом еще и еще – Нейл не может разобрать все манипуляции Освальдо, но выглядит это хреново. Он понимает, что сделал охотник только тогда, когда тот отходит на пару шагов назад, любуясь своей работой; в руках у Освальдо – аккуратно вырезанный кусок кожи вампира в виде ровного латинского креста. Охотник отходит в сторону, рассматривая результат своей работы и пачкаясь в чужой крови, и Нейл видит прикованного вампира. Глаза его все еще закрыты, а на груди с правой стороны – кровавая дыра. Алые ручейки стекают вниз и смывают очертания креста; присмотревшись, Нейл видит светлые пятна ребер.
Насмотревшись, Освальдо равнодушно отбрасывает лоскут кожи в сторону, а потом снимает с руки четки и аккуратно укладывает их на стол.
– Чудовища. Само ваше существование противно Господу, – на самом деле, думает Нейл, Освальдо выглядит жутко, несмотря на свой нелепый прикид. Он не маньяк и не психопат, помешанный на садизме, нет, он больше похож на мясника. Но, что еще хуже, он абсолютно уверен: все, что он делает – правильно и хорошо.
Освальдо Хайме надевает медицинские перчатки и берет какую-то непрозрачную бутыль без этикетки. Нейл переводит взгляд на вампира: тот так и сидит, закрыв глаза и опустив голову, будто пытаясь отрешиться от происходящего. Охотник неспешно подходит к своей жертве, откручивая крышку бутылки. Оказавшись почти возле него, он берет крышку в свободную руку и осторожно начинает лить прозрачную жидкость на правое плечо вампира.
Жертва запрокидывает голову и протяжно воет, и Нейл инстинктивно отшатывается: плоть вампира пузырится и с шипением словно стекает вниз вместе с кислотой. Через несколько секунд плечо, рука и грудь вампира превращаются в сплошную рану: кожа и мышцы плавятся, обнажая суставы и кости. Вампир бьется, пытаясь вырваться, но безуспешно: Освальдо отводит бутылку в сторону и смотрит на обнаженную плоть, словно сползающую со скелета. Вампир не перестает выть. Нейл думает, что должен что-то сделать, как-то помочь, но от страха не может даже сдвинуться с места.
– Ты все еще можешь прекратить это, – вкрадчиво произносит охотник, закрывая бутылку, но вампир, захлебывающийся воем, едва ли слышит его слова. – Такие твари, как ты, могут восстанавливаться после самых страшных ран. Я даже позволю тебе сделать это, дам тебе крови…
Вой переходит в глухой стон.
– Хорошо, хорошо, я скажу, скажу, – бессвязно бормочет вампир, и Нейл не может обвинить его. – Жаклин Вуд, Терес Миллер, Роджер Эванс, Джонас, – Освальдо одобрительно кивает и перебивает вампира.
– Некоторые имена мне знакомы. Мне будет очень приятно увидеться с их обладателями, поверь, – он отходит к столу, ставит бутыль с кислотой и берет вместо нее другую.
– Нейл Грин, Каролина Аттвуд, – продолжает бормотать вампир, и Нейл вздрагивает, услышав свое имя.
– Ты молодец. Ты, конечно, будешь гореть в Аду, но, возможно, когда-нибудь Господь смилостивится над тобой, простит твои грехи, ведь он добр. Он видит, что ты помог праведному делу, – Освальдо открывает новую бутыль и снова подходит к продолжающему бормотать вампиру.
– Вэйланд Мэйси, Жаклин Вуд, Терес Миллер, – бормочет он, и, когда Освальдо обливает его бензином – Нейл мгновенно распознает жидкость по запаху – замолкает, а потом снова начинает глухо выть.
– Да упокоится душа твоя с миром, – охотник достает из кармана плаща спички, поджигает одну и бросает к ногам жертвы. – Аминь, – произносит он, отходя.
Вампир вспыхивает так ярко, что Нейл слепнет на несколько секунд, а когда зрение возвращается к нему, обнаруживает, что уже бежит вниз по лестнице, к выходу. Он не хочет чувствовать запах горящей плоти, не хочет видеть, как сгорает, обнажая мышцы, кожа, как она стекает по телу, у ног обращаясь в прах, как вслед за ней сгорает все остальное. У Нейла достаточно хорошее воображение, чтобы представить себе рассыпающийся скелет и вспыхивающие омертвевшие внутренности, облачком праха осыпающиеся на пол.
Он сбегает вниз по лестнице и, как только затихает последний крик вампира, слышит голос второго охотника:
– Освальдо, там еще один!
– За мной! – это уже крик Освальдо.
Нейл в панике бросается к выходу, проползает в щель между воротами и землей и вновь слышит голос Освальдо.
– Он уходит, открывай ворота!
Нейл без оглядки убегает со склада, надеясь, что всей его удачи хватит на то, чтобы удрать от охотников.
***
Джонас сидит в кресле, задумчиво попивая кровь из бокала с отбитой ножкой. Сквозь пустой дверной проем ему очень хорошо видно вторую комнату склада. Иллюзия рассеялась: охотники, жертва и все эти чудесные детали интерьера просто исчезли, растворились в воздухе. Теперь вторая выглядит так же уныло, как та, в которой они сидели все это время.
Улыбнувшись, он переводит взгляд на смуглого темноволосого мужчину в обветшалом темно-зеленом плаще и широкополой шляпе. Тагар – вампир из клана Равнос, и их с Джонасом связывает многолетняя дружба. Они познакомились лет триста назад, в Румынии, когда Джонас по просьбе своего Сира следил за некоторыми местными Цимисхе. По воле случая, ему довелось освободить Тагара из рук румынских вампиров, и с тех пор они время от времени общаются. Или обращаются друг к другу с просьбами: именно Тагар рассказал Джонасу об артефакте фей и охотниках, и любопытный Носферату не мог не заинтересоваться. Правда, все пошло не по плану: амулет пришлось доставать ему лично.
Теперь Тагар лениво крутит в руках искомую вещь – невзрачный черный камень в простой оправе, висящий на тонкой стальной цепочке. И, конечно, когда после этого Джонас попросил его помочь с воспитанием юного Носферату, тот просто не смог ему отказать. И не только потому, что он любит хвастаться перед Джонасом своим талантом к созданию таких сложных иллюзий.
– Что ж, друг мой, это было даже забавно. Надеюсь, я не перестарался со всем этим? – Тагар машет рукой в сторону комнаты, в которой еще пару минут назад происходило столь драматичное действо.
– О, нет, лучше пусть сейчас испугается как следует. Хоть поймет, что мы не так уж бессмертны на самом деле. Я только одно не понял: к чему лошадиные головы? – Джонас с любопытством наклоняется вперед.
– Друг мой, все очень просто. Человек, уничтожающий вампиров, не так уж страшен. Его поведение можно понять, как-то объяснить, – Тагар снова взмахивает рукой. – Человек же, отрубающий головы лошадям, – страшный человек, потому что поступкам его нет никакого логического объяснения, – заканчивает он, отсалютовав Джонасу бокалом.
– Ладно, я спишу это на ваши цыганские заморочки, – фыркает Джонас. – Еще раз спасибо за помощь.
– Всегда готов помочь другу, Джонас, – Тагар лучезарно улыбается, – тем более, это было несложно.
– Да ладно тебе. Это было чудесное представление, – Джонас расслабленно откидывается на спинку кресла.
Мэтт, лениво лежащий у ног Джонаса, недовольно мотает головой, когда его хозяин, закидывая ногу на ногу, задевает его. Перед аллигатором на полу лежит слегка обглоданная рука с намотанными на запястье четками, с которых свисает маленький серебряный крест.
